В наш сумасшедший 21 век людям часто недостает простого человеческого общения – неспешного, от сердца к сердцу: оно сближает, пробуждает положительные эмоции, а сколько дает пищи уму и воображению! Особенно интересное и благодарное занятие слушать людей, проживших долгую жизнь и много повидавших на своем веку. Рассказывая о себе, о дорогих людях, о разных событиях, они как бы заново проживают жизнь, и, кажется, начинают светиться каким-то внутренним светом, а то вдруг чувствуешь, как сжимается у рассказчика от горестных воспоминаний сердце.
Иной раз диву даешься, осознавая, какие залежи драгоценных сведений хранят они в своей памяти и как щедро делятся ими с тобой, и понимаешь, что ты не имеешь права не поделиться хотя бы малой крупицей того, чем тебя одарили.
Поэтому мне хочется, опираясь на воспоминания разных собеседников, часто не знакомых друг с другом, как бы приподнять завесу прошлого и рассказать о живших в наших краях на рубеже конца 19 и начала 20 века представителях рода Синельниковых.
Фамилия эта происходит от слова синель. Синель – тонкая бархатная нить, которую применяли при вышивании и ткачестве. Синельниковы занимались тем, что превращали простые белые холсты в нарядную радующую глаз набойку.
Набойкой называли холст с нанесенным красками орнаментом. При ручной набивке использовалась манерка, то есть деревянная форма с выступающим контуром орнамента. С 1837 года использовались литые формы из сплава олова, свинца и висмута. При набивке в несколько красок использовалось соответствующее число манерок, обмакивавшихся в плоский ящик со смесью краски и клея.
Синельниковы наносили на белое полотно тонкий синий орнамент, похожий на вышивку синелью. Наверняка в нарядах, сшитых из этого холста, щеголяли не только местные модницы, но и франтихи из соседних губерний.
Жили Синельниковы и в Тоболенце, и в Печанах, и в Велье, и в Юхново (теперь эта деревня относится к Новоржевскому району).
Все они имели мастерские, в которых производили набойку, и скорее всего, все они состояли в родстве. В пользу этой версии говорит хотя бы то, что уроженец Велья Александр Ильич Синельников после революции поставил сруб дома в Пушкинских Горах напротив подворья Николая Ивановича Синельникова.
В годы Отечественной войны все постройки Николая Ивановича сгорели и его вдова с дочерью Ниной перебралась на жительство к Александру Ильичу. Серафима Михайловна Шарова рассказывала, что Александр и Николай доводились друг другу братьями, но какими, она не знает.
После смерти Александра Ильича его имущество по наследству перешло родственнику из Ленинграда. Из воспоминаний Елены Дмитриевны Турилкиной известно, что в Ленинград перед Великой Отечественной войной перебралась семья юхновских Синельниковых.
До революции, как известно, все Синельниковы имели мастерские. Навряд ли они сами занимались набивкой: как никак это нелегкий, изнуряющий труд, а женщины представительницы этого рода, по словам очевидцев, больше походили на барынь, чем на измученных работой простолюдинок, отличавшихся от них и нарядами, и манерами, и поведением. Возможно, кроме простых работников в мастерских Синельниковых трудились и квалифицированные специалисты. Эту версию подтверждает рассказ Марии Федоровны Григорьевой, проживавшей в начале 30-х годов прошлого века в деревне Алуферово, находившейся рядом с Печанами. В этой же деревне жил дед Бурило. Такое прозвище он получил потому что бурил, то есть, окрашивал полотно.
Приехал дед Бурило в наши края из города Острова еще до революции. По словам Марии Федоровны, человеком он был «культурным и грамотным», поддерживал дружеские отношения с двумя старушками, жившими довольно замкнуто в собственном двухэтажном доме, находящемся возле Печанской церкви.
Фамилия у старушек была Синельниковы, одну из них звали Ниной, по словам Марии Федоровны, такие имена крестьянским девочкам в то время не давали.
Сохранились также сведения о семейной жизни Синельниковых, проживавших до Отечественной войны в Юхново.
По воспоминаниям Елены Дмитриевны Турилкиной до революции семья эта была очень богата. Юхновские Синельниковы, так же как и другие представители этого рода имели мастерские, хозяйственные постройки, двухэтажный дом. Семья состояла из трех человек: хозяина Василия, его жены Екатерины и старушки – матери хозяина. Василий был суров по отношению к супруге, за малейшие провинности сажал её под замок в холодный темный чулан. Екатерина никому не жаловалась на судьбу, с достоинством несла свой крест, однако как-то разоткровенничалась с больной старушкой, за которой ухаживала по доброте душевной, и рассказала, как однажды наказал её муж за то, что дала матери умирающего крестьянского мальчика и два яблока, чтобы та отнесла сыну гостинца. Время было зимнее, яркие сочные яблоки могли бы порадовать ребенка, которому оставалось жить всего ничего. Узнав об этом поступке, Василий Синельников пришел в бешенство, с грохотом железным крюком притащил на второй этаж дома деревянную колоду, из которой поили лошадей, собрал все оставшиеся яблоки в гувённую корзину, вы сыпал в колоду и на глазах у Екатерины посек их сечкой, после чего посадил жену в чулан под замок.
Когда я слушала рассказ Елены Дмитриевны, мне представился городок на берегу Волги, изображенный в драме Н. Островского «Гроза», его нравы, вспомнилась героиня драмы Катерина, и я невольно сравнила её жизнь с жизнью Екатерины Синельниковой. Она тоже, только по-своему, боролась с жестокостью и самодурством, тоже была «лучом света в темном царстве». Однако наша Екатерина не взяла грех на душу, она поступила иначе – посвятила свою жизнь людям, озаряя жизнь других светом доброты и участия.
Уклад жизни Синельниковых был похож на уклад жизни других купеческих семей. В Российском историко-бытовом словаре так говорится о нравах мелкого купечества: «Для некоторых из них были характерны склонности … к строгому, иногда к жестокому обращению с женами, детьми, родственниками, приказчиками, мальчиками. В то же время многим из них были свойственны порывы великодушия, строгая дисциплина, доходившая до аскетизма, размах благотворительности».
О святогорских Синельниковых также сохранились кое-какие сведения. Известно, что их подворье с бревенчатым двухэтажным домом, мастерскими и хозяйственными постройками расположено было на Почтовой улице под склоном песчаного холма, под которым, словно по дну ущелья, спускалась к почтовому отделению проезжая дорога.
Не об этом ли спуске пишет Васильев-Ушкуйник в книге «Пушкинские уголки Псковской губернии», изданной в 1924 году? «Въезд со стороны Опочки ценен для нас тем, что он ярче развертывает всю панораму селения и монастыря.
Мы попадаем точно в ущелье, сдавленное с обеих сторон песчаными грядами, затем мало-помалу вылезают перед нами прилепившиеся к буграм домики и вдруг неожиданно сразу открывается на высокой горе монастырь с его церквями, стенами, садом».
Наши Синельниковы, по преданию, не только занимались набойкой, но также «варили сладости». Может быть, сам Пушкин покупал их на Святогорских ярмарках и одаривал золотистыми «петушками на палочке» тригорских барышень и крестьянских ребятишек…
Перед революцией хозяином мастерских, в которых набивали синий орнамент на холсты, был Иван Синельников. Его сына Николая в народе называли «писорчуком», так как он был человеком образованным, и односельчане со ей округи приходили к нему с просьбой написать письмо или составить деловую бумагу.
Женился Николай Синельников в годы революции на девице Александре Кузьминичне, обучавшейся некогда в Петербурге на курсах сестер милосердия и бежавшей из столицы к родственникам в Тоболенец в октябре 1917 года. Однако семейное счастье Александры длилось недолго: она рано осталась без мужа с троими малолетними детьми на руках.
В годы Великой Отечественной войны Александра Синельникова в качестве медицинской сестры сопровождала на Урал поезд с эвакуированными детьми, а своих сыновей не уберегла: сбежали на фронт. Владимир, старший, потом объявился, написал письмо, в котором сообщал, что стал сыном полка, а младшенький – Николаша – так и пропал без вести.
Во время войны двухэтажный дом Синельниковых сгорел, а в 1949 году на его месте был поставлен небольшой бревенчатый сруб, теперь это дом № 6 на Почтовой улице. Под современным домом находится очень глубокий каменный подвал прежней постройки. Тот участок подвала, который выходил за пределы нового дома, засыпали строительным мусором и землей. В этом месте до сих пор после таяния снега или обильных ливней обнажаются старинные монеты. Самая старая из найденных здесь монет датируется 1876 годом.
Там, где когда-то стояли мастерские, среди груд полузасыпанных землей камней теперь растут кусты смородины. Все камни новые владельцы усадьбы убрать так и не смогли, их было очень много, потому что задняя стена постройки, по свидетельству Евгения Федоровича Аникова, была сложена из валунов. Также на месте мастерских когда-то находилось овальное углубление, похожее на корыто, выложенное из плотно подогнанных друг к другу камней, оно было глубиной около метра, длина его доходила до трех метров, а ширина – до двух. Теперь это углубление также находится под толщей земли, однако, нет-нет, да обнажатся камни крепких построек, вымоет дождем старинную монетку, вспомнятся рассказы стариков и разбередят душу «Дела давно минувших дней, Преданья старины глубокой».
Сердечно благодарю за предоставленную информацию Татьяну Анатольевну Тимофееву, Галину Ивановну Бородинскую, Марию Федоровну Григорьеву, Галину Николаевну Григорьеву, Елену Дмитриевну Турилкину, Евгения Федоровича Аникова, Раису Ивановну Белькову, Александру Федоровну Артемьеву, Серафиму Михайловну Шарову, Никандра Матвеевича Матвеева.
Елена Хмелева, экскурсовод Пушкинского Заповедника.
|
Пушкинский край- статьи 
